Попогребский П - 'абицелла'
П.Попогребский
"Абицелла"
Было около семи утра, когда над домом взошло солнце, и его свет,
расчлененный на пластинки в щелях пластмассовой шторы, покрыл стену
комнаты четкими вертикальными линиями, как штрихами растра.
Нежные блики заиграли на боках продолговатого ящика, стоящего в углу.
Оттуда послышался щелчок, и на панели засветилась шкала - электронный
хронометр включил компьютер, который тотчас приступил к выполнению
утренней программы: постукивая, разошлась на окне штора, комната
наполнилась солнцем и веселой музыкой, проснувшись под которую можно
сохранить свежесть и бодрость духа на весь день.
Человек, завозившийся на низкой лежанке в глубине комнаты, видимо, был
немолод, ибо его пробуждение сопровождалось звуками, диссонирующими с
приподнятой атмосферой только что народившегося дня: вздохами,
покряхтываньем, звучным кашлем заядлого курильщика.
Усевшись в постели, он уставился в окно. Над крепкой его головой,
свободной от лишних волос до самого темени, задорно торчал примятый во сне
седой хохолок, отчего тяжелое лицо с волевыми складками по щекам приобрело
неуместно проказливое выражение.
- Бог мой! - громко сказал он. - Какое утро!
Босиком прошлепал через всю комнату и распахнул окно. Его грудь обдало
холодком, а в лицо пахнуло острым запахом сырой земли. Над садом еще витал
зеленый туман, искрилась роса в траве под вязами, но песчаная дорожка,
ведущая к дому, начале просыхать, и те места, куда не падала тень, уже
посветлели.
Ясное утро таяло над деревьями, и мерно колыхался за кустами пласт
неба, окованный камнем, - это в бассейне вздрагивала воде, отзываясь на
толчки и шумы, порождаемые огромным городом, на окраине которого прятался
под вязами дом Томаса Кинга, загадочный дом с просторной и низкой комнатой
на втором этаже.
Солнце поднималось все выше, по стене поползли вверх потоки теплого
воздуха.
- Сейчас выбежать бы на солнце в одних трусах, - мечтательно сказал
Кинг, - сесть на дорожку и сыпать пригоршнями теплый песок себе на колени!
За долгие годы, которые Кинг провел наедине с самим собой, образовалась
привычка думать вслух, и он перестал замечать это.
В кроне вяза, простершего ветви над самым домом, возились воробьи.
Внезапно в их гомоне, от которого, казалось, шевелились листья, послышался
какой-то особенный посвист, чистый и знакомый.
- Ага! Это овсянка! - с удовлетворением заключил Кинг и тут же подумал,
что не зря запретил садовнику Ноксу опрыскивать одорантом дерево.
Преданный Нокс беспокоился, что воробьи будят хозяина раньше времени.
- Но в вязе гнездятся не только воробьи, - глубокомысленно возразил бы
Кинг Ноксу, будь он сейчас перед ним. - Вот - запела овсянка. Впрочем,
нет. Это слишком мелодично для овсянки. Так кто же это?
И, решив обязательно спросить садовника об этой певунье, он отвернулся
от окна и направился к лежанке, с которой уже исчезла постель, а вместо
нее появилась сложенная в стопку его утренняя одежда - спортивный костюм
из синего эластика. Одеваясь, Кинг мельком взглянул на себя в зеркало и
замер - на его лице блуждала глуповато-радостная улыбка.
- Ну, что сияешь, старая галоша? - обратился он к своему отражению и
попытался погасить улыбку, но в результате разулыбался во весь рот. -
Глаза совсем, как у мальчишки, которому пообещали купить велосипед.
- Впрочем, - уже ворчливо добавил он, - сейчас дарят не велосипед, а
орнитоптер.
Неожиданный приступ радости слегка обеспокоил его, ибо никаких видимых
причин к подобному веселью не было. Он
